Когда мы, дети, все выросли и разъехались, в аг. Короватичи в доме у моих родителей Федора Пахомовича и Марии Иосифовны Дейкун остался жить пес Гоша.
Ну, как в доме? Конечно же, жил он во дворе, как и положено всем деревенским собакам. Был он не то чтобы с родословной, но и не совсем дворовый – помесь лайки и дворняжки: ушки торчком, хвост кольцом, среднего роста, коричнево-белого окраса. Когда его привез зять Григорий, пёс был крохотным. Дед Федор под крышей сарая смастерил ему будочку из добротных досок, покрасил синей краской и написал большими буквами «ГОША», чтобы не забыть, да и для тех жителей двора, кто еще не до конца понимал, что в доме появился охранник и по совместительству заместитель хозяина усадьбы. А эта должность, как известно, ответственная. По крайней мере, так думал Гошка. Но пса сразу приучили к порядку: на шею ошейник и тяжелую цепь. Хотя она-то легенькой была, баба от старой сумочки в кладовке отцепила, но для Гоши цепь казалась смертельной.
Живности во дворе деда Федора и бабы Мани было немного. Не те уже года, да и прыть не та у стариков. Раньше и коровка была, и поросята. Теперь в углу хоздвора за забором-перегородкой стояла пара клеток с двумя кроликами, жили десяток кур и петух-вожак с ярким оперением, по кличке Храбрый. Как же без него? Ведь куры разбегутся, поди, догони.
Да еще часто беспокоил бабу Маню ужик Моня, периодически выползавший из-под фундамента, чтобы полакомиться зерном в миске для кур и попить вдоволь свеженькой водицы, которую ежедневно в старенький ржавый тазик исправно наливал дед Федор. Что баба Маня только ни делала, чтобы избавиться от ужа. Один раз даже заставила деда принести из сарая железный капкан, предназначенный для крысы Нюрки, и поставить возле норы под фундаментом. И что вы думаете? Моня объявился в кухне. Свернулся калачиком и лежит себе на коврике. Спросонья она чуть не наступила на него. Ох, было крику! Пока искала палку, чтобы побить Моню, тот также внезапно и быстро ретировался, как и появился. Неделю было тихо.
Обрадовались старики, мол, уполз в лес, тут же совсем рядом. Вдруг рано утром – шум, гам во дворе, куры подняли хай. Храбрый кукарекает, что есть мочи, Гошка лает. Вышли во двор, а Моня уже на будке полеживает. Ну, тут Гошка и показал, кто в доме хозяин: схватил Моню за голову да шмяк о землю. Уж пискнул и шасть в скирду дров. Больше его не видели, слава Богу. Теперь баба Маня могла спокойно ходить по двору босиком.
После этого случая Гошка вырос в глазах домочадцев, к коим и относилась живность. Петух Храбрый присмирел. А то было обнаглел совсем. Один раз даже деда клюнул в ногу за то, что тот посадил в гнездо курицу Рябу, чтобы она яйцо не потеряла по дороге, а снесла по адресу назначения. Дед тогда разозлился очень, кричал, что суп сварит из петуха или продаст соседу. Правда, через день-другой отошел и не вспоминал больше. «Старый уже, наверное, забыл», – думал Храбрый.
После же случая с ужом петух поник немного, уже по утрам не хлопал без толку крыльями и, если и кукарекал, то тихонько. Хотя раньше он бабу Маню даже спас. Дело было рано утром. Дед еще спал, а баба вышла кур открыть. И яйца надо было забрать, вечером забыла, с соседкой заболталась. А то крыса Нюрка может попортить. Так вот, открыла она курятник, яиц не было почему-то, повернулась назад идти, споткнулась, да и рухнула на землю. Застонала, лежит и думает, как же ей встать. Вот проблема. Деда-то не докричаться, храпит, поди. Смотрит баба в небо, помирать собралась. Тут уж Моня из-под фундамента высунул голову, поднял и смотрит на нее. «Хоть бы не додумался ко мне ползти», – думает баба Маня. Уж очень она боялась всяких ползучих. А Храбрый как стал лупить себя крыльями по бокам и кричать, что есть мочи. Моня испугался и юркнул в убежище. Да и Гошка наделал шороху, разгонится и «бразь» цепью по будке. На шум вышел дед. Кое-как с Божьей помощью и молитвами поднял бабу. Слава Богу, что так все разрешилось, могло быть хуже.
Гошка быстро рос и набирался сил. Он знал, что по выходным к деду с бабой приезжали дети с внуками. Привозят косточки, булочки и всякую вкуснятину. Особенно любил он мороженое в вафельных стаканчиках, лижешь не налижешься, и всегда думал, почему в собачьем меню нету его, оно же такое вкусное!
Большой радостью были для него походы в лес за ягодами и грибами или просто погулять. Гошку всегда брали с собой. Снимали с шеи проклятую цепь, и о-о-о свобода! Он, что есть мочи, мчался вперед, оглядываясь, идут ли за ним дети. Ох, как потом после таких походов Гоша не хотел на цепь. Но у деда не забалуешь, зашел во двор – сразу конец воле.
Вечерами вся семья подолгу сидела во дворе, дети играли в мяч, взрослые пили чай. Гошка дремал в своей будке и сквозь сон слушал интересные рассказы людей. В те дни пёс был особенно счастлив. Утром старался не лаять, надо и совесть иметь, тем более что дети спали в палатке во дворе. В воскресенье после обеда горожане уезжали в Речицу.
В будние дни у Гоши были свои обязанности. Три раза в неделю он сопровождал бабу Маню в амбулаторию на уколы. Правда, часто она злилась, что он по дороге всех кур разгоняет, но все равно брала с собой. Все-таки с ним веселее, да и безопаснее. По пятницам дед на велосипеде ездил в сельсовет по каким-то важным делам, потому что одевал всегда новехонький костюм с медалями. Тут тоже без Гоши не обходилось. Надо было и велосипед охранять, пока дед свои дела решал, да и уличных собак пугануть, чтобы не расслаблялись.
Нравилась Гошке осень, когда в огороде копали картошку. Собиралось много народу, и его отпускали. Картошку носили ведрами в большой бурт под сараем. Гошка всех сопровождал. Ох и тяжелая это работа. Только приляжешь, сомкнешь глаза, опять несут ведро, поднимайся, беги, сопровождай, одна морока. Бывало, отвернется дед, вырвется пёс и на чужой огород, раздолье, тут дед как крикнет: «Домой!» – летит Гоша назад на одном дыхании.
Только Маринка, младшая внучка, понимала Гошку и отпускала тихонько на улицу. А то как-то привезли правнучку Лизку, такая рыженькая, хорошенькая, дед сказал, что, наверное, покрасили ее. Вот это был кошмар. Даже лаять баба запретила. «Напугаешь дитя», – грозно сказала. А ему так хотелось с ней поиграть, облизать и понюхать девочку. Приходилось только повизгивать, когда Лизка подходила совсем близко.
Гоша знал, за что ругают внука Генку: лез на забор и порвал штаны. Подумаешь, такая мелочь, чего поднимать шум. Вот Гошку как-то на выгоне черный Дик покусал, вот это было горе. Да еще и баба Маня вместо того, чтобы пожалеть, ругала сильно, обрабатывая рану какой-то вонючей жидкостью. Несколько дней лежал Гошка, обиженный на всех. Даже когда Генка отцепил его, он никуда не рванул, не до того было.
Зиму Гошка не любил. Дети приезжали редко, дни короткие, скукота. И дед с бабой редко выходили на улицу. Во время сильных морозов дед укрывал будку старым одеяльцем. Только Гоша никак не мог понять, почему. Ведь ему и так не было холодно, вон какая у него густая шерсть.
По весне, когда у Рябы появлялись цыплята, забот у Гоши прибавлялось. Сладу с ними не было: лезут везде желтые комочки, и в будку, и на крышу. Даже норовят к нему под бочок примоститься, а он должен все стерпеть. Ведь баба Маня наказ дала: «Не дай бог тронешь!» И Ряба агрессивной стала, все хочет долбануть его в голову, как ни старайся. А если какой кот забредет во двор, Гошка должен подать сигнал Рябе, а уж она знает метод, как с ним разобраться.
Более 15-ти лет прожил любимый и верный пес Гошка в нашем дворе. А когда его не стало, быстро ушли поочередно и наши родители. Уж очень крепкой была между ними связь и настоящая дружба.