Про любовь. К искусству и не только: разговор с 16-летней актрисой народной театральной студии из Речицы Ксенией Арутюнянц

Если зритель не идет в театр, что делает актер? Правильно, сам шагает ему навстречу! Так юная речицкая артистка вышла на улицы города с вопросом, почему же наши дорогие и любимые речичане так редко посещают постановки местных театральных студий.

– А в Речице есть театр? – реагировали горожане на вопросы Ксении Арутюнянц, которую в качестве эксперимента я попросила исполнить новую роль – журналиста.

Поначалу девушка, быстро освоив диктофон, смущалась останавливать спешащих прохожих, сама удивившись вдруг возникшей скромности: публичность и прожектора внимания ей не в новинку. Однако после быстро сконцентрировалась и на четвертом–пятом респонденте я уже отошла в сторону, дав Ксении проявить самостоятельность. И она, конечно, мужественно «выплыла», хоть и озиралась то и дело на коварную меня, делая большие глаза.

Как мы выяснили в тот день, мало кто из встреченных собеседников вообще имел представление о том, что в Речице уже много лет работают два народных театра: при ГДК и народная театральная студия «Иллюзион» при ДКиТ «Нефтяник», куда, кстати, может записаться любой, кого пленяет сцена или необычный опыт.

Когда опрос был закончен, мы долго говорили с ней о личном и не только. А еще пытались найти ответ, почему же в залах на театральных представлениях не так многолюдно, как могло бы быть.

– А искусство, наверное, и не должно быть массовым. Конечно, хотелось бы, чтобы на спектаклях было побольше людей, особенно молодежи, но только тех, кому это действительно интересно. А не тех, кого, например, под конвоем приводят учителя – ведь они, готова спорить, даже не попытаются понять происходящее. Хотя я, если честно, мечтаю, чтобы как можно больше юношей и девушек заинтересовались театром, увидели благодаря ему, какой же интересной и наполненной может быть жизнь, а не слонялись неприкаянные с сигаретой или пивом, – рассуждала Ксения.

Девушка, полумесяцем бровь

Есть в ней какая-то цельность, кастовость, порода. Она красива той горделивой, яркой, как полдень на юге, красотой, обычно свойственной итальянкам или жительницам других горячих стран. 10 мая Ксении исполнится 17 лет, ну а пока ей sweet sixteen*, и наш разговор больше похож на непрекращающийся кавказский тост из разряда «высоко-высоко в горах» – на каждый вопрос она вспоминает с десяток случаев и историй, поэтому вырулить к однолинейности непросто. Но мы как-то быстро синхронизируемся, и диалог наполняется энергией и искрами.

– Ну, я же армянка все-таки! – восклицает девушка. – Друзья, бывает, подстегивают по поводу моей, скажем так, кавказскости, пародируют характерный акцент, а я люблю свои корни, горжусь ими. Семья у нас большая, такая традиционно армянская: с папиной стороны очень много родственников в разных странах, и с большей их частью я даже не виделась! Фамилия раньше была Арутюнян, и когда в очередной раз ее где-то переписывали, сделали опечатку, добавив «ц» в конце. С тех пор мы Арутюнянцы.

Театр. Начало

Около восьми лет назад в мае мама привела десятилетнюю девочку в «Иллюзион», который, кстати, в этом году отмечает десятилетний юбилей.

– Сразу я занималась с Андреем Радченко. Абсолютно не мечтала стать актрисой, но мне было так хорошо с ним – он добрый, открытый, веселый. Хотя тогда, помню, с мамой пришли, то я запаниковала, увидев незнакомца с длинными волосами, бородой, с проколотым ухом. Говорю: «Мама, я не буду к нему ходить! Мама, уходим!». Вообще, очень важная причина, по которой я так прикипела сердцем к театру, это люди в нашей труппе, они чудесные!

Два года я занималась в детской группе, а после меня сразу взяли во «взрослую лигу» в постановку «Красная шапочка», которая ставилась на большой сцене к Новому году. Это был дебют дебютом, потому что мне досталась роль зайца, в то время как другие девочки, которые ходили уже третий год, оказались в массовке. Помню, меня из-за этого многие недолюбливали. Говорили: «Чего ты вообще пришла в эту студию», пытались выжить, но со временем все нормализовалось.

Потом меня взяли в «Девочку и ворону», мне тогда было одиннадцать, и почти все время я проводила в «Иллюзионе», могла репетировать до двенадцати. Во время репетиций часто переутомляюсь, и тогда – это всё! За неделю до постановки «Про мою маму и про меня» (где Ксения играла главную героиню – шестнадцатилетнюю Леночку. – Прим. автора), которая была в феврале, мне доктор прописала постельный режим, но на репетиции я все равно бегала. А в среду легла спать и отключилась, проснулась только в пятницу. Взяла «Вино из одуванчиков» Рэя Бредбери – свою любимую книгу – и понемногу читала, после снова засыпала. Было страшно, не было сил. Мне вообще казалось, что я умираю. А потом в субботу проснулась такая бодрячком: всё хорошо, я жива! И снова пошла на репетицию.

– Ксень, ну зачем такие крайности?

– А это не от меня зависит, скорее всего. Вот централизованное тестирование нужно сдавать: историю, русский, английский, потом экзамены в школе, в Питере, в Минске – планирую поступать на театральное отделение.

Я не могу избавиться от чувства, что я ничего не делаю. Хотя по факту, хожу на репетиции в студию, к репетиторам, учу уроки. А вечером спрашиваю себя: что я сегодня сделала, и получается, что вроде ничего важного. Хотя вышла из дому в 6.50 и пришла в 22.00 или даже позже.

– Куда будешь поступать?

– В Питер. Ну, или в Академку – Академию искусств в Минске. По сути, я не хочу в другую страну переезжать от родственников и друзей. Но там другая планка, и я смогу повысить свой культурный уровень.

– Почему Санкт-Петербург, а не Москва?

– Я с 12 лет была уверена, что буду поступать в МХАТ или в ГИТИС. Доставала всех буквально: «А вы знаете, что я буду поступать в ГИТИС?» –Ксения выразительно опускает голос и поднимает бровь. – Но со временем, пересмотрев столько роликов на YouTube, я поняла, что туда стремятся почти все начинающие актеры и конкурс просто неимоверный. Может, в Питере будет меньше?..

И еще Москва, как я думаю, больше про шоу-бизнес, разврат, соблазны, а Санкт-Петербург больше про искусство, духовность.

«Весь мир – театр…»

– Что самое сложное в актерстве?

– Самое сложное – не потерять себя. Я стала замечать, когда нарабатываю образ, что, например, посуду мою не как раньше, а как моя героиня. Не всегда понимаешь, где роль, а где ты сама.

Когда играла отрицательного персонажа, специально вела себя вызывающе в школе, с презрением на всех смотрела. Отыграла, и всё вернулось на круги своя, так как человек я все-таки добрый.

Кстати, школу я в восьмом классе поменяла – по собственной инициативе перешла в шестую из одиннадцатой. В шестой учились и преподавали многие мои родственники, и я там сразу себя почувствовала на своем месте, поняла, что все правильно сделала.

– Что изменилось для тебя с приходом в театр?

– Очень многое! Когда пришла, у меня в жизни почти ничего не происходило, кроме занятий в кружке танцев, я и училась кое-как. Это было так: пройдусь по улице, в интернете посижу, в игры поиграю. А когда попала в театр: боже мой, оказалось столько в мире всего! Я записалась на вокал в Школу искусств, мне всё стало интересно, театр заставил меня двигаться, на самом деле. Читать начала, искать что-то для ролей. Полюбила путешествия, ведь в это время можно понаблюдать за разными людьми, даже за голубями, чтобы потом вернуться и этюд показать. Театр делает тебя очень наблюдательным, ведь никогда не знаешь, что пригодится.

– Пишешь стихи?

– Да, как-то оду автобусу написала: у меня с ним были сложные отношения, он то приходил раньше, и я не успевала, то позже, и я дубела в ожидании, а я же южных кровей, холод не переношу! Там были такие строки: «Ты не новая, ты пародия на куртку-парку, и чтобы ты не думала многого, что типа ты из Нью-Йорка, я скажу тебе, ты не Вселенная, а всего лишь автобус «шестерка»!».

– Каких поэтов любишь?

– Все девочки любят Бродского, но я не присоединяюсь к ним, потому что нонконформист. Очень любила Маяковского, сейчас – Есенина. Из современников – Вера Полозкова мне очень близка.

– А писателей?

– Рэй Бредбери, но о нем я уже говорила. Рассказы Чехова читала запоем в старших классах, у Тургенева любимое произведение «Ася». Если из современных, то «Уличный кот по имени Боб» Джеймса Боуэна, уличного музыканта, наркозависимого бродяги, который встретил рыжего кота, и это изменило его жизнь к лучшему.

– Фильмы смотришь, сериалы?

– Нет, мне жаль времени, я лучше почитаю.

– Какая музыка у тебя обычно в наушниках?

– Песни групп «Мельница», «Тролль Гнёт Ель», «Серебряная свадьба» – у них правда странноватые песенки, но они мне нравятся! Я тебе даже включу сейчас – Ксения достает мобильник, копается в плейлисте и вот по кабинету разносится женский безмятежный голосок: «Я хочу жить с тобою в шалашике. Делать борщик тебе и точить для тебя карандашики», – это одна из моих любимых песен, называется «Честное женское», – поясняет артистка.

О старости, разбитом сердце и длинных ногах

– Какой самый счастливый возраст?

– 16! Так все говорят. Но я надеюсь, что дальше я все-таки буду счастливее.

– Как относишься к старости?

– Боюсь, ухаживаю за собой, масочки всякие делаю… Наталья Петровна, наш режиссер, когда узнала, что я боюсь старости и смерти, как-то сказала: «Зря, смерть это просто переход на новую стадию, и он ждет всех. Так есть ли смысл бояться?». И мне после этих слов уже вроде не так страшно.

– Сколько в тебе от твоей героини в постановке «Про мою маму и про меня»?

– Наверное, 95% где-то. Не 100, потому что она жила в другое время, с родителями у меня все хорошо, и пару маме мне искать не приходилось, а так мы с ней почти одинаковы.

– Твоя героиня в один момент говорит: «Не хочу я золотой характер, я хочу длинные ноги!». Ты тоже думаешь, что длина ног важнее качеств характера?

– Нет, я как раз считаю, что характер все-таки лучше. Ведь это то, что с тобой будет всегда, в любом возрасте и обстоятельствах.

– Что главное в жизни?

– Быть человеком, этого достаточно, по-моему. Не задевать чувства другого, его веру. Если кто-то решил, что хочет быть экономистом или переводчиком, не надо его отговаривать, это его жизнь и его выбор. Может, для меня это важно, так как сейчас со всех сторон я слышу рекомендации, куда мне поступать: меня отговаривают от цели стать актрисой, и это неприятно, надоедает.

– Полезно быть актрисе влюбленной?

– Мне кажется, да, когда ты влюблена и в тебе всё это кипит, ты становишься эмоциональной, это всегда плюс. Когда я играла в «Про мою маму и про меня» в этом году, мое сердце было разбито. На тот момент я себя чувствовала мерзко, прямо отвратительно. Соответственно, у меня лучше получались моменты, где героиня страдает, а с радужными чувствами приходилось нелегко.

– Что такое любовь?

– Я еще не знаю. Влюбленности у меня были, любви – еще нет. Но я представляю это так: даже если от тебя отвернулся мир, человек все равно будет рядом, будет гордиться тобой и восхищаться. Влюбленность, это горячечные поступки, когда башню срывает и бабочки в животе. Любовь же – это постоянство, спокойствие, гармония.

– Возвращаясь к спектаклю «Про мою маму и про меня», мама в исполнении Натальи Демидович учит дочь: «В любви надо признаваться. Если ты кого-то любишь – надо сказать ему об этом», как ты относишься к такому совету?

 – Как сказала моя героиня, «А если я ему не нужна?..», то есть, если чувствуешь сомнения в ответных чувствах, то не стоит, зачем себе сердце рвать? Я один раз призналась мальчику, он послушал такой, мол, ну, я рад и сделал вид, что ничего не было. Так что, пусть мужчины сами нас выбирают и сами признаются!

– Кого можно назвать по жизни победителем?

– Того, кто никогда не сдается. Даже когда опускаются руки, он продолжает двигаться.

– Кто такой сильный человек?

– Моя мама. Мы с сестрой такие неблагодарные и часто ведем себя паршиво. А мама всегда наготовит, найдет время для доброго слова и всегда нам всё прощает. Она постоянно в хорошем настроении, чтобы ни случилось, и я всегда поражаюсь этому её качеству.

– Опиши тремя словами своих сверстников?

– Модные, легкомысленные, беспечные. Правда, я не совсем такая и иногда чувствую себя лет на 40. Я, например, не слежу за модой, люблю одеваться так, как мне удобно, и чтобы внешний вид отражал мой внутренний мир. Именно поэтому люблю сочетать тяжелую обувь с легким платьишком или юбкой.

– Ксюш, счастливых людей больше или несчастных?

– Несчастных. Ведь люди постоянно жалуются, а значит, они несчастливы. Они муссируют даже пустяки, из которых раздувают трагедии. И может, у них даже всё гладко, а они все равно недовольны, потому что мечтают о какой-то другой жизни, о несбыточном.

А счастливые – это те, кто нашел свою нишу. Принял свою внешность и себя.

* Sweet sixteen – англ., сладкие шестнадцать