11/02/2019

Воспоминания о деревнях Речицкого района. Родная Романовка. Продолжение

Вот уже прошло 43 года, как мы с родителями уехали из деревни Романовки в Речицу. Перебрались, потому что в деревне закрывались школа-трёхлетка, магазин, оставалось совсем мало жителей.

Надежда Николаевна Кондратенко (бабушка) и Татьяна Владимировна Маслак (автор статьи), 1971 г.
Надежда Николаевна Кондратенко (бабушка) и Татьяна Владимировна Маслак (автор статьи), 1971 г.

Летние заботы

Летом наступала Троица – престольный праздник деревни Романовки. В ворота все сельчане вставляли ветки клёна, приезжало много гостей, родственников на лошадях из близлежащих деревень, на мопедах, велосипедах и машинах. К этому празднику тоже готовились, закупали в магазине колбасы, мороженые минтай и хек целыми плитами, лимонад «Дюшес» в стеклянных бутылках, конфеты. Готовились основательно, потом сидели за столами с песнями. Гостинцев было много, и нам, детворе, так весело. Конфет было тогда много: «Ромашка», «Ласточка», «Черноморочка», – но мама их сразу все не давала. Три дня праздновали. Приезжали мамины братья из Речицы, из Нового Барсука мамины дяди и тёти, сваты, один из дядей был уже женат, все красиво одеты, шутили, пели. А в будние дни всё возвращалось на круги своя.

Почти возле каждого дома у нас были палисадники, и там росло великое множество разных цветов. Бывало, по субботам вымою пол, застелю домашние домотканые половики, нарежу в вазы цветов – и так чисто, красиво, цветы пахнут. А потом пойду и у бабушки пол помою.

Максим Максимович Кондратенко (дядя), 1966 г.
Максим Максимович Кондратенко (дядя), 1966 г.

Ещё летом сложу вещи какие-нибудь небольшие в миску, возьму мыло да на торфянку постирать. А меньшие увяжутся за мной. Они цветочки рвут, бабочек гоняют, а я на кладочке расстелю платок, намылю и тру в руках. Пока всё постираю, что-то высыхает на травке, потом сложу назад в миску, и домой идём.

Утром уток гоняли на копанку, вечером шли их забирать, а иногда они сами приходили, поедят и снова плавать на копанку.

Ходили с мамой за травой. Она серпом жала, в кучки складывала, а я собирала их в мешок, подкармливали так коров Марту и Зорьку. В обед я их встречала и загоняла в сарай в тенёк; они отдохнут, попьют воды и снова к трём в стадо.

Коров в деревне пасли по очереди, когда подходила наша, то я всегда пасла с папой. В пять утра меня будили, и мама помогала собирать коров с нашей стороны деревни, а папа – с другой. На середине деревни стадо встречалось, и гнали километра два пасти к лесу. Часов в девять утра мы завтракали. Коровки уже поели и легли отдохнуть. Мы доставали свою еду и садились под кустик есть сало, мясо, яйца, пить молоко из стеклянной бутылки. Потом загоняли коров к водопою и домой в начале первого. К трём снова собирали в одно стадо, и, если коровы не разбегались далеко, можно было нарвать орехов, почитать книгу.

Летом заготавливали сено на зиму коровам. Давали надел травы по списку, а хозяин должен скосить его сам своей косой, просушить сено, перевернуть, а, когда высохнет полностью, сгрести граблями в копы и привезти домой конём с поля. Сразу 10–15 соток давали, потом ещё давали сенокос, работы летом много, да ещё и в жару. Мама с папой поедут за сеном, а я за малышами смотрю.

Владимир Максимович Кондратенко (дядя), 1965 г.
Владимир Максимович Кондратенко (дядя), 1965 г.

Ещё родители ездили конём в лес за дровами, иногда и я с ними, а остальных детей на это время к бабушке отводили. Родители срезали деревья, укладывали на воз, а я гуляла, ходила и на кладбище, где мамина мама была похоронена. Я ведь убирала могилки, потому знала, где она похоронена и ещё двое её деток маленьких. Почему-то тогда я не испытывала страха от таких походов на кладбище в одиночку.

Воза три надо было добрых привезти, чтобы хватило на зиму дров. Это сейчас в деревнях и вода в доме, и сено в катушках привозят, и дрова на дом, а тогда надо было ходить и заготавливать самим. Приезжали помочь дедушка с бабушкой, мамины братья. Тогда хозяйство держали до глубокой старости, и дети приезжали, помогали во всем. С самого раннего детства мы были приучены к труду, уважению к старшим, любви к родным и близким. Эта родственная связь и сейчас между нами осталась такая тесная и прочная.

Мы очень любили, когда приезжали мамины братья, они всегда привозили нам подарки, игрушки, куклы, конфеты. Дядя Максим приезжал на мопеде и катал нас на нём. В доме у дедушки женились три моих дяди. Меньшие братья Иван и Борис ходили с сеткой на рыбу, и я просилась с ними. Меня иногда брали с собой. Они тянут сетку по дну, потом мне на берег бросают рыбу, она прыгает, а я складываю её в рюкзак. Ходили за вьюнами.

С мамой на велосипеде ездила по грибы, за Малодушу, там собирали зелёнки. А близ нашей деревни – за опятами. И сейчас собирать грибы – это моя слабость, я их просто чувствую, где какие должны расти. За желудями для свиней ходили в лес. А жёлуди тяжёлые. И за малиной ходила. А ещё соберёмся с подругами, Нина, Ядя и я, и идём в деревню Новый Барсук за учебниками к школе, а это километров пять. Идем, разговариваем, сказки рассказываем. Поэтому в моей деревне мне была знакома каждая дорожка.

Летом мы всегда днём ходили босиком, а вечером мыли ноги, одевали носочки и сандалии. За день сделаешь свою работу, что мама загадает, а вечером бежишь на село, там в разные игры с девчонками играли, иногда к себе в игру нас брали и старшие девчата. Наши игры были такими: прятки, разрывные цепи, садовник, краски, море волнуется раз, в пана, классики, глухой телефон, чепуха, подкидало, охотники и утки. Много было подвижных игр, учились у старших в них играть.

Татьяна Владимировна Маслак (автор статьи), 1982 г.
Татьяна Владимировна Маслак (автор статьи), 1982 г.

Помню, было лет шесть мне, и одна из старшеклассниц сказала, что баба Надя мне не родная, а просто чужая женщина. Я заплакала и побежала к бабушке выяснять, как так неродная? Она меня успокоила и сказала: «Родная, ещё какая родная!» И мне это было успокоение для моего детского сознания.

Летом, когда все управлялись по хозяйству, то выходили и садились на лавочки возле домов. А то и на одну лавочку соберется несколько человек отдохнуть, поговорить, посидеть. Ну, а я и моя подружка Наташа делали для них концерты. Подруга выходила со двора, становилась перед людьми и объявляла: «Выступает народная артистка России Людмила Зыкина», – затем выходила я и что-нибудь пела. Потом я объявляла народную артистку Ольгу Воронец, подружка пела, и так по очереди. Пели и разные частушки, нам все хлопали и хвалили. Мы были в восторге.

Дела семейные

Очень любили мы с сестрами, когда мама приезжала из Речицы и привозила покупки, подарки. Например, небольшие куколки с косичками в белорусском одеянии, они звались Алесями. Мы шили им одёжки, расчёсывали, но почему-то волосы быстро отклеивались, и Алеси становились лысыми и некрасивыми. Меня, как старшую, мама брала с собой в город, сестры тоже хотели с ней, просились и говорили, что не будут спать, чтобы не прозевать, когда утром мы с мамой будем вставать и собираться в город. Но до дороги было километров 4–5, куда нам с младшенькими. И в Гомель мама меня брала с собой, водила в зоопарк, ели мороженое. А один раз у родственников в Гомеле заночевали: мне надо было к зубному с утра. Телевизор у них был побольше, чем наш, не знаю, сколько он брал каналов. В той квартире жил мальчик года на четыре старше меня, он как-то сказал: «Смотри, сейчас поёт по телевизору женщина, а я сделаю, что через секунду будет петь мужчина». Незаметно переключил каналы, и, действительно, уже запел мужчина. А я подумала: «Может, он какой-то волшебник. Как он мог такое сделать?»

Борис Максимович Кондратенко (дядя), 1988 г.
Борис Максимович Кондратенко (дядя), 1988 г.

Вспоминается, как я писала письмо дяде Борису в армию. Что-то от себя написала, что-то мама говорила от её имени, что-то от бабушки с дедушкой. Получилось большое письмо на два листа. Я была так довольна и горда собой, с нетерпением ждала ответа. И вот он пришёл, долгожданный. Сначала дядя поблагодарил меня за все новости, сообщения, но написал, что за ошибки ставит мне большую жирную двойку. Я обиделась тогда, что он так критически отнёсся, ведь правила письма я ещё не все знала, а никто не проверил мое сочинение.

Помню, как должен был прийти из армии дядя Ваня и я весь день бегала за деревню смотреть, не идёт ли он, а, когда увидела издалека, мы с мамой побежали ему навстречу, ведь два года не виделись! Он мне привез настоящее школьное платье в складочки (до этого ходили в школу кто в чём, но аккуратно). Тогда были синие сарафаны, голубые рубашки и синие пиджаки. Так как в деревне было только три класса, в четвертый надо было за семь километров ехать в деревню Малодушу. Предстояло для этого научиться ездить на велосипеде.

В Романовке школа закрывалась, и родители подумали, что ездить учиться каждой дочке за семь километров не резон. Решили собрать денег и купить полдома в Речице или Новом Барсуке. В итоге остановились на городе. Хозяйство у нас было большое, мама продавала поросят на свином базаре в Речице, продали и бычка, коровку Зорьку. Как плакала наша Зорька, расставаясь с нами! А когда тёлку Марту продали в Новый Барсук, она убежала от новых хозяев и мчалась следом за отъезжающей на велосипеде мамой.

Нашу школу перевели в д. Смагорин, а старое здание обложили кирпичом и сделали там клуб. Магазин вскоре тоже закрыли.

Тогда жильё было дешевле, чем сейчас. Немного добавил денег дедушка – и купили полдома в Речице. Мы очень благодарны родителям за заботу о нас, но, пока привыкали, нас постоянно тянуло в деревню.

В гости на малую Родину

По приезде я сразу аккуратненько выметала двор. Дедушка, придя с работы и ещё не видя меня, говорил: «Таня приехала, потому что двор выметен». Назад до трассы меня провожала бабушка, она боялась отпускать одну, сажала на проходящий автобус и потом со спокойной душой шла домой.

Мы с сестрами часто ездили к бабушке с дедушкой. Привезём гостинцев, а нам рады. И сейчас вспоминаются бабушкины сырники из печи. Напечёт, потом в чугунок, обольёт сметаной, маслом – и в печь, за заслонку, в дух. До чего же они вкусные, пышные, мягкие, сладкие! Я помогала, чем могла, да и сестры тоже. Бабушка пойдет на огород, выберет целое корыто огурцов, они моют их в одной воде, затем в другой, а ещё хрен с чесноком, укроп. Я воды наношу из колодца. То вишни давят от косточек, то сливы на варенье. А я уже и стирала на копанке всё им, тогда ещё мало у кого были стиральные машины. Приезжали мамины братья помочь дрова поколоть, сено привезти.

А мы с подругами ходили в поля возле канав и рвали щавель, сразу борща на три, затем перебирали дома и в холодную стобочку клали. Груши, яблоки собирали, мыли, резали, чтобы посушить в печи. Пололи грядки, а по вечерам шли гулять до темноты.

Иногда я приезжала одна. Иду через поля по дороге до деревни, такой родной и близкой, где ловили рыбу в канаве, где ходила по малину, пасла коров, а вот уже и вербы видны за бабушкиным огородом, совсем близко.

Дедушка до последних дней ходил на работу, ему как ветерану давали памятные подарки. Помню транзистор – радио переносное с ручкой, можно было крутить кнопку и находить нужную волну. Дедушка любил, чтобы я в свободное время почитала ему что-нибудь. В 70 лет его не стало, и мы продолжали навещать бабу Надю. Корову продали, одной ей тяжело было держать.

Иван Максимович Кондратенко (дядя), 1977 г.
Иван Максимович Кондратенко (дядя), 1977 г.

Я потом чаще ездила, была уже подростком. К нам, местным девчонкам, приходили из соседней деревни мальчики, мы дружили, группой собирались на лавочке и играли, жгли костёр, сидели, разговаривали.

Выросли мы, не стало уже и бабушки нашей, похоронили там же, в Романовке. И сейчас мучает ностальгия, особенно зимой и осенью, кажется, если бы была школа-десятилетка, то там бы и жили все. Порой приснится сон, что живу в деревне, или услышу песню по радио о деревенских, о стариках, живущих в деревеньке, так она сердце трогает. Уже сама бабушка и живу в агрогородке Ведрич уже 36 лет. Но ничто меня здесь так не прельщает, как в родной Романовке.

Когда не стало родных, то дедушкин дом ещё долго стоял. Приезжая, мы заходили, там был ещё такой крепкий пол, кровати железные, диван, столы, шкафчики, краска на доме поблёкла, но ещё видны были узоры. Прошло уже 3–5 лет, как дома нет. Двор зарос, ульи попадали, груши разрослись, забор поредел. Однако в памяти и сейчас стоит тот самый красивый дом, и все жители Романовки помнятся.

Почти каждый год ездим перед Радоницей убрать могилки и заново вспомнить всякие случаи. Теперь я понимаю тех людей, что покинули свои родные места, оставив дома со всеми пожитками из-за Чернобыльской катастрофы. Им пришлось пройти через такую душевную боль и ехать, чтобы прижиться в другом месте. Некоторые не уехали, а другие возвратились.

Когда мама была у меня в Ведриче, то долгими зимними вечерами вспоминали с ней свою деревню, всё от корки до корки, может, уже сто раз все вспоминавшееся, проговоренное. А ведь мама там прожила 42 года, ей было что рассказать.

Ушли в мир иной мои бабушка, дедушка, мама, папа, некоторые мамины братья. Царствие им небесное. Но в памяти они всегда, родные, любимые, живые. И та тесная родственная ниточка связи между нами остаётся в воспоминаниях. Теряя родных, ты как бы утрачиваешь частичку себя, частичку своей души, настолько мы были привязаны друг к другу и к своей деревне.

Все мы родом из детства. И у каждого в памяти есть всевозможные истории, воспоминания, о которых мы порой думаем с улыбкой, а о некоторых с грустью. О такой своей истории и я рассказала. И словно бы побывала снова в родной Романовке.

Воспоминания о деревнях Речицкого района. Родная Романовка. Начало



--- взято с сайта dneprovec.by ---