Гомельский анестезиолог-реаниматолог хочет запустить идею, которая поможет спасти тысячи людей, но для этого ей нужна поддержка

Проект BYCARDIO участвует в конкурсе Social Weekend, уже прошел в полуфинал и вполне способен одержать победу. Как научить белорусов базовой сердечно-легочной реанимации, когда на улицах наших городов появятся дефибрилляторы и сколько на это нужно денег, корреспондент "Гомельскай праўды" побеседовала с автором проекта Еленой ДУНДАРОВОЙ.

Пять минут — это много или мало?

— Насколько я понимаю, суть в том, чтобы научить обычных людей оказывать первую помощь и, в частности, делать сердечно-легочную реанимацию. Как пришла эта идея?

— Еще во время учебы в Гомельском медуниверситете заметила: в Западной Европе или США всевозможные кардиологические общества, советы по реанимации активно продвигают обучающие пособия и социальную рекламу, как можно спасти жизнь случайному прохожему, а у нас ничего подобного нет. Идея вроде бы витает в воздухе, все понимают, что это важно, некоторые врачи даже пытались обучать людей на волонтерских началах, но нужен системный подход. Это ведь утопия — думать, что приедет скорая и откачает. Зачастую упускается время, и начинать реанимацию профессиональным врачам уже поздно.

— Эти размышления и стали отправной точкой для участия в конкурсе Social Weekend?

— Можно и так сказать. Вдумайтесь: человеческий мозг может существовать в условиях внезапной остановки кровообращения около пяти минут. Значит, есть только пять минут, чтобы спасти жизнь. Считаю, каждый должен уметь это сделать. В нашей команде другие анестезиологи-реаниматологи — создатель самого крупного паблика белорусских анестезиологов-реаниматологов в соцсети “ВКонтакте” Глеб Юринок, а также сертифицированный инструктор по проведению курсов сердечно-легочной реанимации Вячеслав Марков и один из менторов конкурса, а теперь уже и наш креативный директор Константин Лермонтов. Мы прошли этап народного голосования, после которого из 321 проекта осталось 52, затем из 1/8 финала сразу вышли в полуфинал. Он пройдет 11 декабря, а финал — 12-го.

— Как оцениваете свои шансы на успех?

— Во время народного голосования у нас была большая поддержка, так что и сейчас надеемся. Мне кажется, нас могут поддержать в финале. А вы как считаете?

— Думаю, шансы очень высоки. Посмотрела заявки других полуфиналистов, и, на мой взгляд, у вас самый сильный и нужный людям проект. Кого тогда поддерживать, если не вас. Речь же идет о спасении жизни.

— Спасибо. Приятно слышать и знать, что наша инициатива находит отклик у людей. Мы действительно очень надеемся на финансовую помощь. А если все-таки не получим поддержку или ее будет недостаточно, запустим сбор средств на краудфандинговой платформе. Проект в любом случае будет жить.

— На что конкретно нужны деньги?

— На закупку оборудования — симулятора дефибриллятора, специализированных манекенов (двух взрослых и двух детских) для отработки навыков сердечно-легочной реанимации. К слову, один такой манекен стоит около пяти тысяч долларов. Кроме того, планируем приобрести проектор, экран, снять социальную рекламу и обучающие видео, перевести американский учебник для инструкторов на русский язык, пройти соответствующие курсы в Москве или Кракове.

Качать нужно всегда

— Давайте рассмотрим конкретную ситуацию: ты идешь по улице и видишь, что лежит человек. Вызываешь скорую. А дальше что делать? Ты же не врач. Может, у него сердце остановилось, а может, травма шейного позвонка, и его вообще нельзя трогать.

— Во-первых, есть алгоритм, что делать, когда видишь лежащего человека. Нужно подойти, спросить, все ли в порядке. Если человек не реагирует, положить его на спину, проверить дыхание. Нет дыхания и сознания, начинайте делать сердечно-легочную реанимацию — непрямой массаж сердца. Во-вторых, на самом деле неважно, какой именно диагноз: отравление, инсульт или травма — по факту все люди умирают от остановки сердца. Это конечная точка. Поэтому, если нет сердцебиения и дыхания, качать, как мы говорим, нужно всегда. В Западной Европе и США такими навыками владеют обычные люди. Более того, без прохождения курсов сердечно-легочной реанимации невозможно устроиться на работу в гостиницу, торговый центр, айти-компанию, такси — в любое место, где большое скопление людей. А на улицах, в общественных местах там уста­новлены наружные автоматические дефибрилляторы.

— Что представляет собой наружный дефибриллятор? Я видела только больничные, в американских сериалах “Анатомия Грей” и “Доктор Хаус”.

— Это небольшой сундучок. Открываешь его, включаешь, звучат голосовые команды: наложите электроды, нажмите такую-то кнопку, отойдите. Затем происходит разряд. Причем прибор очень умный. Он сам считывает, есть ли фибрилляция. И если нет, то разряд не произойдет, сколько бы вы ни нажимали кнопку.

— Звучит как будто бы несложно…

— Так и есть. Но нужны навыки. В развитых странах каждая больница обязана обучать людей делать сердечно-легочную реанимацию. Есть специальные дни, они называются World Restart A Heart Day, когда любой желающий может зайти в больницу и научиться на манекене правильно делать реанимацию. Важны частота и глубина нажатий на грудную клетку: чтобы ты и ребра не переломал, и помощь оказал. Как говорится в слогане: дави сильно, дави часто. Примерно 100 — 120 нажатий в минуту на глубину 5 — 6 сантиметров. Для правильной интенсивности нажатий очень подходит песня группы Bee Gees Stayin’ Alive — она задает необходимый ритм. Вы знали?

— Наверное, слышала когда-то об этом.

— В некоторых странах под нее учат делать сердечно-легочную реанимацию. Когда в США один ребенок умер прямо в школе от внезапной остановки сердца, родители в память о нем организовали специальный фонд. Благодаря ему инструкторы стали ходить по учебным заведениям и обучать детей и учителей навыкам реанимации и правилам пользования дефибриллятором. Нам тоже нужны подобные курсы в школах. Вкладывая эти знания в детей, мы вкладываем в будущее. У нас же был предмет ОБЖ в школах, там чему-то учили, но по факту никто не помнит чему. Когда на водительские права люди сдают, у них есть медицинская подготовка, но в итоге на дороге тоже помощь оказать никто не может. Не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы у нас в стране из толпы находились хотя бы один-два человека, которые будут в состоянии помочь.

— Ну да, это как картинка “Я фотограф”. Когда лежит человек, рядом много людей, и нужен врач, но все фото­графы.

— Именно. Часто нужна помощь на легкоатлетических забегах. Даже в Гомеле на двух “Экомарафонах” умерли люди. Недавно в США был интересный случай. Мужчина бежал марафон, и у него на майке написано “Меня спасет Иисус”. Ему стало плохо, он упал, а сзади бежал фельдшер с именем Иисус, который его действительно спас. Как раз с помощью сердечно-легочной реанимации. Он умел это делать. Зато у нас марафоны проводятся, но никто не знает, как оказать помощь. Мы постоянно читаем в новостях, что кто-то потерял сознание в общественном транспорте, на остановке или водитель за рулем — и приехавшая скорая уже не смогла откачать. Так почему ничего не делаем? Надо менять ситуацию.

— Как ваши коллеги анестезиологи-реаниматологи воспринимают эту идею, не без скепсиса?

— Наоборот, очень хорошо воспринимают. Они прекрасно знают, как это важно. Конкретно по Беларуси нет статистических данных, сколько людей умирает от неоказания помощи до приезда скорой, но есть статистика России. И если ее пересчитать на наше количество населения, то получится, что от внезапной остановки сердца у нас погибает около 40 человек в день. Это очень много. Получается, чуть менее 15 тысяч человек в год.

Чаще мы спасаем

— Мне кажется, когда люди не оказывают помощь кому-то, в них просто говорит страх. Страшно навредить, сделать что-то не так. Чтобы не было, что вместо помощи ты сделал хуже.

— Я понимаю. Вспоминаю себя интерном: в первый раз оказать помощь психологически тяжело. Но нужно запомнить одно: когда человек без сознания, у него нет сердцебиения и дыхания — это уже очень плохо. Поэтому ты вряд ли сделаешь ему хуже. Лучше сломать ребра, передавив, но спасти, чем ребра будут целыми, а человек умрет. Главное — не пройти мимо. Сделай хоть что-нибудь. Иначе потом будешь корить себя всю жизнь. В том числе и для того нужны наши курсы, чтобы люди отработали алгоритм помощи и могли его осознанно применить. Тогда им не будет страшно подойти к человеку. Еще один момент — брезгливость. Не нужно делать дыхание рот в рот. Понятно, что у человека может быть изо рта и рвота, и кровь. Достаточно непрямого массажа сердца.

— Расскажите о себе. Как выбрали профессию врача?

— С детства хотела им быть. Уже в университете поняла, что терапевтические специальности меня не привлекают. Побыла в операционной. Понравилось. Потом вникла в подробности своей специальности. Поняла, что тут действительно спасают людей, потому что реанимация — это то место, куда поступают в пограничном состоянии, между жизнью и смертью.

— Очевидно, что это очень нервно.

— Да, очень. Иногда на руках умирают взрослые, дети. Это тяжело. Много раз думаешь: может, надо было по-другому поступить. Постоянно живешь в этих переживаниях.

— Как вы с этим справляетесь?

— Не знаю. Из головы такое не выбросить. Бывают пациенты, о которых постоянно думаешь. Отрада в том, что в основном мы все-таки спасаем, и это большой эмоциональный разряд. Ты радуешься и понимаешь, что все не зря.

— А если все-таки не удалось спасти?

— Очень переживаешь. Говорят, нельзя умирать вместе с пациентом, но от этой мысли не легче. Чувство бессилия — самое страшное. В Гомельской городской клинической больнице №1 два профиля: соматический и ожоговый. В ожоговом очень много маленьких детей — восьми-, десятимесячных, годовалых. Даже кружки горячего чая хватает, чтобы такой ребенок попал в реанимацию. И очень страшно, когда ты понимаешь, что это может плохо закончиться, что травма несовместима с жизнью.

— Вы сейчас в декретном отпуске. Есть ностальгия по работе?

— Да, не без этого. В реанимации всегда адреналин, все должно быть быстро и четко. Когда идет счет на секунды, у тебя сердце стучит так, что аж в ушах отдает. И здорово, когда удается спасти. Скучаешь по этому.

— Может, странный для вас вопрос, но, уверена, интересующий многих: наркоз — это очень плохо для организма?

— Современные препараты считаются вполне безопасными, не наносящими вреда. Да и нужно понимать, что операции не делаются просто так, а без наркоза в них никак.

— Вам приходилось помогать людям на улице, вне больницы?

— Да, конечно. Пройти мимо точно не могу. Я же знаю, что помогу, а окружающие нет.

— Сколько максимально может длиться сердечно-легочная реанимация?

— 30 минут. Хотя есть ситуации, когда и дольше — при утоплении, переохлаждении. Вообще мы прекращаем только тогда, когда видим признаки биологической смерти. Это необратимое состояние. Но чаще спасаем. И всегда хочется верить в чудо.