В редакцию «Дняпроўца» заглянула речичанка А. И. Ковалишина. Малая родина Анны Исаковны – деревня Заселье бывшего Уваровичского района (сегодня населенный пункт в составе Борщевского сельского Совета). Цель посещения районки – поведать, как в годы Великой Отечественной войны ее родное селение пострадало от немецко-фашистских захватчиков (было сожжено в августе 1943 года).
Ее родители – крестьяне. Исак Лукич (1905 г. р.) и Ульяна Антоновна Шкрабковы – колхозники-ударники. Отец – пчеловод. Одновременно и продавец местного магазина. С раннего утра и до 4 часов вечера – на пасеке, затем (до 21.00) – за прилавком.
А еще отец – мастер на все руки. Особенно в строительстве.
Он, Исак Лукич, рос и воспитывался в многодетной семье, в которой семеро детей. Окончил 4 класса. Посещая школу, привел домой друга-малыша, оставшегося без родителей (умерли от туберкулеза). Сказал: «Это Коля, пусть живет у нас…»
Отец, то есть дедушка Анны Исаковны, лишь развел руками: мол, пусть живет и Коля. Где семеро, там ложка сыщется еще одна. Однако условие поставил серьезное: лениться Коле не дам.
Настало время, когда Коля (Николай Иванович Хоменок) вырос, задумал податься в город, чтобы учиться на медика. Звал: «Едем, Исак, вместе!» А тот: «Нет, моё здесь, в Заселье». Добавил: «Будь понадобится, так сделаю тебе и мебель».
Н. И. Хоменок стал знатным медиком, заведовал Уваровичской районной больницей. Они, Исак Лукич и Николай Иванович, умерли в один и тот же год (1953) с разбежкой лишь в два месяца.
Об отце Анна Исаковна вспоминает и то, что тот был отменным стрелком. Даже ездил на соревнования, которые были налажены где-то на Белосточчине, что в 1939-м вошла в состав БССР. Привез оттуда красивой материи, особо ценившейся в предвоенной деревне.
И вот война, Великая Отечественная. В Заселье наведался представитель райвоенкомата, а возможно и НКВД. Разговор Исака Лукича с человеком «из района» был с глазу на глаз без жены и детей, которых глава семейства посчитал нужным выпроводить во двор.
По деревне покатилась молва: уполномоченный приезжал за ружьем, хранившимся у Исака Лукича. Забрав ружье, оставил расписку. Хотя на самом деле оружие у Исака Лукича осталось. И можно лишь догадываться, для чего оно предназначалось. На «всякий случай» борьбы с оккупантами.
…Анна Исаковна родилась в 1937-м. В годы войны была ребенком. Следовательно, ее личные знания не могут являться всецело достоверными. И если она легко называет фамилии и все то, чем жила деревня Заселье в военное лихолетье, следовательно, ее личное во многом «спроецировано» с услышанным от старших. Отметив это, вернемся к ее повествованию.
Немцы появились в Заселье в конце лета 1941-го. На мотоциклах. Холеные, с запахом духов.
Оккупантов встретили лишь женщины с детьми. Мужчины на улицу не вышли. Опустив голову, в толпе стоял лишь Мельников, болеющий туберкулезом.
Немцы достали конфеты и галеты. Однако никто из детей руку к дармовому угощению не протянул. Это немцев оскорбило. Стали злиться. Через переводчика разъяснили: мы блюстители порядка, приехали не завоевывать, а помогать.
Немцы умчались в Борхов, где была устроена комендатура (вскоре появился и полицейский гарнизон).
Начальник полиции, некий Томашов, не из местных.
Связующим звеном между Борховом и Засельем стал Сергей Дубровский, предвоенный секретарь сельского Совета. Он нередко заходил в избу и рассказывал Исаку Лукичу «последние новости». Он тайком наведывался и в Борхов. Ведь, опасаясь ареста, был вынужден скрываться в лесу.
Немцы уже схватили и расстреляли Петра Иосифовича Качуру (1909 г. р.), председателя сельсовета, не тронув жену и детей.
Была развернута «охота» на иных местных коммунистов, учителей.
Смертельная опасность нависла над директором Борховской школы Ревенковым. Его жена, Елизавета Львовна (1920 г. р., еврейка) только-только родила девочку.
О беде директора школы предупредила мать: «Сыночек, беги!»
А он: «Я жену не брошу…» Хотя имел возможность остаться в живых, поспешив в недалекий лозняк.
Она же, Е. Л. Ревенкова, завернула дочурку Веру в тряпье, вынесла во двор. Положила-спрятала… в курятнике. Трудно и поверить, но, пока оккупанты рыскали в избе и на подворье, малышка и не пискнула…
Нелюди застрелили чету Ревенковых, не выводя из избы. Ее прямо на койке. Так что довелось матери-старухе растить внучку одной. Та в послевоенный период работала в Речице воспитателем.
Слух о зверской расправе над Ревенковыми быстро докатился и до Заселья. Люди негодовали: пусть он коммунист, но жена-то только родила…
В Заселье скрывались учительницы Татьяна Михайловна Юрусова (племянница матери А. С. Ковалишиной, в школе вела русский и немецкий языки), Варвара Григорьевна Лунькова (учитель начальных классов) и Анна Александровна Мельникова (учитель белорусского языка).
Сергей Дубровский к Исаку Лукичу: «Немцы готовятся приехать, чтобы схватить учительниц». Тот встретился с Юрусовой: «Таня, бери девок (подруг) да скорее в лес. Поживете в курене. Я занес туда еду и армяки…»
Немцы приехали. Естественно, педагогов не нашли. Услышали: те в отъезде, а где конкретно, неизвестно.
…Спрашиваю Анну Исаковну о дальнейшей судьбе Сергея Дубровского. Что известно о нем? В конце 1943-го или в начале 1944-го ушел в армию. Вернувшись, работал, как и до войны, в сельском Совете. Где-то до начала 1960-х. После чего с женой и детьми уехали в город.
Рассказала и о том, как набиралась местная полиция. Были те, которые на услужение немцам шли добровольно. А были как Петр Шеметков. Его, отказывающегося, избили, считай, до полусмерти, и только после это заставили взять винтовку. После прихода наших за него, Шеметкова, хлопотала вся деревня. Не помогло. Тот получил 25 лет лагерей. Был освобожден во второй половине 1950-х. Работал лесником. Уехал к дочери в Гомель.
…Летом 1943 года оккупанты нагрянули в Заселье с целью поживиться скотом. Стояли, ожидая коров с пастбища.
Самая красивая корова – у деда Никиты и бабы Фени Юрусовых: настоящий вожак, всегда впереди.
Немецкий офицер, бросив машину, сделал несколько шагов навстречу понравившейся корове.
Баба Феня, зная буйный норов своей скотины, бросилась следом: «Паночек, не трогай!..» И… получила пулю…
Корова-кормилица, видя, как хозяйка бездыханно падает на землю, рванулась к гитлеровцу: проткнула его рогами…
Здесь уж опешили и оккупанты. Увезли искалеченного начальника в Борхов. А следующим днем приехали Заселье сжечь.
Всей комендатурой, всем полицейским гарнизоном.
Во двор Исака Лукича зашли трое. Один из немцев пожалел: «Пан, с детьми вэг-вэг, а то пук-пук…»
«Папа схватил нас за руки, – рассказывала А. И. Ковалишина, называя себя и братишку Николая, – да скорее со двора…»
В памяти Анны Исаковны, как признается, до сего дня остался легкий и приятный августовский ветерок (в тот день помогал оккупантам). И те, с квачами и ведрами (с бензином) в руках, поджигали дом за домом.
«Заселье полыхало. Напротив нашего дома был колодец Лобановых. Не поверите, но пылал и он… Мы стояли, смотрели, плакали…» – не скрывала душевного волнения Анна Исаковна. Вспомнила: из всей деревни осталось не тронутым огнем лишь подворье старика Петра Юрусова. Дедусь, взяв в руки икону, семенил вокруг жилья. Огонь охватывал дом за домом, однако неведомая сила отводила бушующее пламя от подворья деда Петра…
На страшное зрелище смотрели и люди, и скот. Диким ревом выражая и свое горе…
Осиротев, Заселье собралось в урочище Затишье, глухом лесном уголке, покрытом орешником. Здесь были устроены курени. Здесь ютился и скот.
Когда приходила весть, что немцы близко, люди бросались в Брощатое болото.
В этом гиблом месте свою последнюю минуту встретил и дед Никита (родной дядя матери Анны Исаковны), потерявший свою верную жену – бабу Феню, и не раз приносивший к куреням жито, чтобы можно было испечь хлеб.
В Заселье ходила молва: старик погиб не один, завел в топь и оккупантов…
Забрав скот, немцы не смогли одним разом отправить его со станции Якимовка в Германию. Поэтому и корова семьи А. И. Ковалишиной несколько раз прибегала на родное пепелище…
Да, нелегко слушать то, что, казалось бы, давным-давно отошло в историю. Отошло, но осталось в памяти и сердце…
– Анна Исаковна, – прошу А. И. Ковалишину, – а что можете сказать о Заселье еще? Каким помнится житье в колхозе, что сталось с теми, кого вы упоминали?..
Оказалось: колхоз Заселья отнюдь не бедствовал, хотя, скажем, сено для скотины сельчанам приходилось носить на плечах.
В деревне проживали лишь две семьи, злоупотребляющие спиртным. И, конечно же, уважением они не пользовались. Остальной «народ» был степенен и работящ.
В сельском магазине, которым заведовал отец Анны Исаковны, конфеты, печенье, баранки – товар повседневный. Были сахар, селедка, водка. Керосин нарасхват. Подсолнечное масло спросом не пользовалось. Его изготовляли самодельно. Торговая точка находилась в арендуемом помещении (половина дома одной из семей Луньковых).
Послевоенно-засельский колхоз им. Полины Асипенко принял Дмитрий Никитович Юрусов, сын упомянутого выше деда Никиты. Исак Лукич, вернувшись с войны без ноги да с ранением в голову, поначалу работал бухгалтером. Позднее – зав. кладовой. «Было так, что на работу отца я отвозила на коляске», – вспоминала А. С. Ковалишина. Он, ее отец, умер, считай, на работе…
Вспомнила Анна Исаковна и то, как в окрестностях сожженного Заселья (люди продолжали жить в куренях) находилась санитарная часть. Как подбирались трупы, своих и немцев. Поначалу было, что вместе хоронились и свои, и чужие…
Из Заселья Анна Исаковна уехала в 1958-м, когда вышла замуж. Михаил Иванович, муж, – шофер. Сама же работала в артели «Харчавік» (два года, которые по выходу на пенсию так и не отыскались), которая располагалась на улице Мичурина. Там пекли пирожные, торты. Труд – полностью ручной.
Речицкому хлебозаводу отданы 33 года, за которые и удостоена медали «За трудовую доблесть».
Досмотрела мать (болела астмой, умерла в 1963 г.).
Нелегкой оказалась судьба брата. Николай Исакович – подводник. Служил на атомной субмарине Северного флота. Женился, растил троих детей, однако из жизни ушел до обидного рано. Скосила болезнь, корни которой в коварном атоме…
…Просматриваю том книги «ПАМЯЦЬ. Рэчыцкі раён», редактором-составителем которой в свое время довелось быть. Нахожу: перед Великой Отечественной войной в Заселье имелись 99 дворов и 312 жителей. Жертвами оккупантов стал 41 человек. По фамилиям названы лишь восьмеро. Никита Николаевич Юрусов – последним.
Так уж получилось, что 33 человека, в том числе и погибшая баба Феня, жена деда Никиты, остались вне скорбного списка. Хотя использовались и списки сельского Совета, и сведения подворного обхода.
Понимаю: рассказанное А. И. Ковалишиной (двоюродная сестра одного из бывших работников «Дняпроўца» – фронтовика-орденоносца и ветерана труда Бориса Терентьевича ЛУНЬКОВА) – это и дань памяти землякам, которых Анна Исаковна охарактеризовала этакими словами: «Хорошие у нас были люди…» Вот и получается: добавить нечего.