Было лето 1941 года. День солнечно-теплый, небо совершенно безоблачное.
Мы, ребятишки, дружно высыпали на улицу, чтобы лепить из песка «домики» и «землянки». И вдруг – туча, сыпанул крупный дождь. Он был совсем коротким.
Так же внезапно, как и дождь, появились четыре колонны немецких солдат. Все рослые. На головах – каски с фашистской свастикой, на плечах – плащ-палатки зеленого и коричневого цветов.
Запомнилось, как солдаты обеими руками сжимали автоматы.
Вот так враг яловыми сапогами с шипами и подковами топтал нашу белорусскую землю.
Колонны направились к «будке», что рядом с железной дорогой. Данный объект (будка) и стал базовым для первого немецкого гарнизона, появившегося от Закрошинского Мха примерно метрах в семистах.
Следующий гарнизон начал обустраиваться где-то в полукилометре от Рябого моста через речку Ведрич.
Гарнизоны, как надо понимать, имели стратегическое значение. Ибо, во-первых, рядом железная дорога (два пути). Во-вторых, в 50–100 метрах, параллельно с «железкой», – дорога военно-полевая, построенная в предвоенные годы.
В-третьих, на речке Ведрич два моста: железнодорожный (бетонный) и деревянный («Рябой мост», или «Зарецкий», согласно названию – «Зарецкий лес»).
Из названных выше гарнизонов основным являлся тот, что располагался возле Закрошинского Мха. Данный населенный пункт еще с начала 1920-х был «завязан» на добычу торфа (в основном для бумажной фабрики «Герой труда», г. Добруш).
На торфопредприятии трудились добросовестные люди, многие из которых являлись ударниками сталинских пятилеток. Предприятие имело необходимую инфраструктуру обслуживания, в которой: бараки, столовая, клуб, библиотека, магазин, баня, контора и др. Все это немцы стали использовать в своих целях.
Был введен принудительный труд. Жители Закрошинского Мха, Василевичей, деревень Ведрич и Головки, и др. силой оружия принуждались разбирать, перевозить дома и бараки на возвышенные места, выбранные для военных объектов.
Свои гарнизоны немцы обнесли колючей проволокой в несколько рядов. Стены укреплений –
из бревен в два ряда. Внутрь стен засыпался песок, укладывался камень. Высота стен – около двух метров. Перед стенами вырыт ров, от которого расходились траншеи к блиндажам и брустверам.
На охранении гарнизонов – часовые и немецкие овчарки. На вооружении – две зенитки, четыре самоходки на гусеничном ходу, мотоциклы и др.
А теперь о «новом порядке».
Вспоминается случай, когда каратели в очередной раз наведались в Закрошинский Мох на повозке, запряженной парой породистых лошадей бело-коричневой масти.
Была схвачена еврейская семья (три девочки и мальчик). Их посадили на повозку, повезли по нашей широкой улице. Был слышен детский плач…
Через некоторое время с работы прибежала мать детишек. Ее звали Розой. Узнав, что немцы повезли ее детей в Березовый Гай, побежала туда же. Арестована и также расстреляна.
По-иному повел себя отец детишек. Он тут же ушел в лес к партизанам.
Зверства оккупантов носили регулярный характер. Хватали ни в чем не повинных. Домой несчастные не возвращались.
Худшее могло случиться и со мной. В Закрошинском Мху работала электростанция, которую немцы использовали для заготовки строительных материалов. Как-то в полдень я подошел к треноге с рельсом (в предвоенный период его сигнал означал начало работы, обед и конец рабочего дня). Не подозревая о последствиях, несколько раз ударил по висящему рельсу палкой. Поляк Мартин снял с плеча винтовку и навел ее на меня. Затем, подумав чуток, опустил винтовку к ноге. Не знаю, какая сила (возможно, что заступничество Всевышнего) спасла меня от смерти.
Сосед, Федя Белый, позднее разъяснил: сигналом рельса можно было что-то передать партизанам.
Спустя несколько дней электростанция и пилорама были сожжены.
Действия партизан усиливались с каждым днем. Дошло до того, что ночью возле «Каменного мостика» под откос полетел вражеский эшелон. В данном месте – поворот пути и высокая насыпь. Получилось, что паровоз и вагоны лежали вверх колесами.
Вот тогда-то жители Закрошинского Мха, да и иных ближайших населенных пунктов, ярость оккупантов познали в полном объеме. Каратели хватали всех подряд, пытали так, что стон и плач были в каждом доме. Делалось все для того, чтобы найти любую зацепку обвинения в соучастии в диверсии.
Так был задержан и расстрелян мой дед Семен. Пули прошили и его собачонку.
Несколько дней спустя каратели вновь нагрянули в дом деда Семена. У старика имелось несколько колодочных ульев. Разрядив обойму патронов, немцы подожгли порох, направили дым в лоток, закрыв его сапогом.
Можно представить, в каких мучениях погибли пчелы. А когда это случилось, улей был повален на землю и начался «отбор» меда. Каждый хватал в термос сколько мог.
Вскоре зверства оккупантов сполна познали жители деревни Головки. Получилось так, что трое неизвестных вышли из Ястровицкого леса (расположен между Головками и Закрошинским Мхом), обратились к одному из жителей деревни с просьбой показать, где находится Рябой мост. А ближе к следующему утру мост был взорван.
Фашисты явились в Головки уже днем. Были арестованы 42 местных жителя. Их заперли в здании местной школы, держали сутки, после чего под усиленным конвоем погнали к дому лесника (находился недалеко от Рябого моста). Всех загнали в дом и подожгли строение. Люди погибли в страшных мучениях. Сегодня на месте заживо сгоревших стоит памятник.
Освобождение пришло в ноябре 1943-го. Наиболее сильные бои, продолжавшиеся трое суток, были за овладение гарнизоном, находившимся около Закрошинского моста. Это объясняется тем, что местность немцы хорошо просматривали со всех четырех сторон.
Партизанам помогали наступающие части Красной Армии. На переднем крае линии огня находился капитан Николай Трофимович Мастрюков (посмертно удостоен звания Героя Советского Союза).
Пример мужества и героизма показал экипаж танка под командованием лейтенанта Анохина. Прямым попаданием снаряда танкисты заставили навсегда остановиться немецкую самоходку, пытавшуюся вырваться на военно-полевую дорогу через железнодорожный переезд.
Ожесточенным был бой и за высотку (метров 300 от гарнизона), на которой была оборудована огневая точка с блиндажом. Удар по ней наносился такой, что буквально дрожала земля. Горели дома, люди не знали, что делать…
В данное время наша семья скрывалась в погребе, куда набились и четыре иные семьи. Под утро услышали немецкий говор. Три вражеских солдата стали строчить по двери погреба.
Все кончилось тем, что хозяйка подворья рискнула выйти. Оказалось: немцы просили дать еды и показать, каким окольным путем они могут выйти из окружения.
Постепенно бой начал стихать. К 12 часам дня слышались только отдельные выстрелы. Однако никто не знал толком, как быть далее. Вот и моя мать, Анна Ивановна, решила идти в лес. Повела нас (меня, брата и сестру) по Закрошинскому Мху. На краю населенного пункта нам встретился Иван Саломаха. Он и посоветовал возвращаться назад, ибо «немца погнали на Запад».
Помнится, как из Ястровицкого леса вышел оборванный немецкий солдат. Совсем не такой, каким мы видели немцев в начале оккупации, да и во время ее. С поднятыми руками подошел к деду Леону. Тот знал немецкий язык, так как во время Первой мировой войны попал во вражеский плен и продолжительное время находился в Германии.
Немец спрашивал, что ему делать. Дедусь дал совет: иди, фриц, в Василевичи, где военная комендатура решит твою дальнейшую судьбу.
…Мой отец ушел на фронт в 1941-м. Мы долго надеялись на его возвращение домой. Однако этого не случилось. Лишь спустя несколько лет из Василевичей к нам пришел один из тех, с кем отец воевал. Поведал: мой отец умер от ран. Позднее семья узнала, что он покоится в братской могиле деревни Осташковичи (Светлогорский район).