Воспоминания речичан. Эпизоды войны

Когда началась Великая Отечественная война, мне было шесть лет, вместе с семьей мы жили в деревне Васильково. Мне на всю жизнь запомнились отдельные эпизоды жизни людей на оккупированной территории. Хочу, чтобы те, кто не знали войны, ценили жизнь и мирное небо над головой.

В марте 1942 года в нашей деревне Васильково остановилась на ночлег немецкая военная часть. Утром немцы приказали старосте запрячь лошадей и отвезти их на железнодорожную станцию Демехи. Не успели они выехать из деревни, как на мельнице послышались выстрелы. Фашисты развернулись обратно и стали расстреливать мирных жителей. Жители стали прятаться: одни убежали в лес, другие прятались в сараях. Наша семья и две семьи соседей спрятались в нашем погребе. Три немца вошли во двор. Один толкнул ногой дверь погреба, и она открылась. Немец сунул в дверь автомат. Напротив двери сидела моя мать Ирина Михайловна. Она схватила автомат за ствол и вырвала из рук немца. Немец от неожиданности стал дёргать и тянуть автомат на себя за ремень. Но мама не отпускала. В погребе громко плакали дети. Такая возня продлилась несколько минут. Наконец мама выпустила автомат. В это время к двери подошёл другой солдат, что-то сказал разбушевавшемуся немцу и отвёл его от погреба, а потом сказал по-русски, чтобы мы шли в хату, иначе всех убьют. В подтверждение этому он показал на двор соседа, откуда три немца навели на нас автоматы. Мы вошли в хату. В печи горел огонь, мать не успела приготовить завтрак.

Стрельба продолжалась до обеда. После ухода фашистов оказалось, что в деревне убили тридцать три человека. Среди убитых было много детей, в том числе наши соседи Михаил Гуз и его десятилетняя дочь Анна.

Немцы часто приезжали в нашу деревню. Они сгоняли жителей к сельскому клубу, обставляли пулемётами и пытались узнать, где находятся партизаны. Наша деревня со всех сторон окружена лесом. А в этих лесах действовал партизанский отряд. В Васильково было всего два полицая, да и те были связаны с партизанами. Чтоб избежать фашистских облав, жители стали назначать дежурных по 1–2 человека на улицу. Дежурные, услышав звук моторов, будили людей, и все жители уходили в лес. Иногда отец запрягал корову и увозил нас в лес на телеге, так как в семье было трое детей. Когда набеги фашистов стали слишком частыми, жители оставили свои дома и ушли жить в лес. Летом – в шалашах, а зимой –
в землянках. Такая жизнь длилась полтора года. До сих пор помню, как мы просыпались под пение очень красивой птички – удода.

Однажды я пошёл в деревню один. Был солнечный летний день. Прошёл я примерно половину дороги и услышал рокот мотоциклов. Спрятавшись за дубком, я увидел два мотоцикла, которые, поднимая клубы пыли, ехали из деревни Будка в Васильково. Мотоциклисты проехали мимо, не заметив меня. Я не решился пойти в деревню и убежал к шалашам. Вечером мужчины принесли скорбную весть: немцы убили в Васильково семью Падалков и моего двоюродного брата Александра Степановича Зайца, ему было всего 10 лет.

Другой подобный случай произошёл, когда я со своим другом Александром Гузом пошёл в деревню посмотреть гнездо воробьёв. Не успели мы дойти до деревни, как раздались взрывы гранат. Мы спрятались за лозовым кустом и увидели, что немцы поджигают наши дома. Убедившись, что жителей в лесу им не найти, фашисты сожгли деревню. От 120 дворов осталась одна маленькая хатка. Мужчины вышли на окраину леса, залезли на деревья и увидели, что горит не только Васильково, но ещё и Дуброва, и Елизаровичи, и Бушевка. Позже узнали, что в Бушевке всех жителей согнали в клуб и сожгли живьём. Фашисты в Васильково из построек оставили только школу. Чтобы не повторить судьбу жителей Бушевки, наши мужчины сожгли школу сами, а потом запрягли коров и перебрались из соснового леса в более густой, лиственный в урочище Осовки.

Я помню первую ночёвку на новом месте: мать наломала веток, соорудила постель и уложила нас троих спать под густым грабом. Утром мы проснулись в луже воды –
рядом было болото, где родители брали воду, и где мы прятались от немцев. К вечеру отец построил шалаш, в котором мы остались жить до холодов.

Следующий случай, где я должен был погибнуть, произошёл в сентябре 1943 года. Я пас корову на лугу, а женщины стелили лён, когда к ним подъехал на коне молодой партизан. Он сказал нам убегать в сторону деревни Узнож, так как со стороны деревни Бабичи идут немцы. Ни о каких вещах, оставшихся в шалашах, не думали – остаться бы живыми. Мы побежали к лесу. У его кромки партизаны окапывались, чтоб встретить фашистов. В лесу мы нашли шалаши жителей Узножа и встретили мамину сестру Полину Михайловну. Заночевали у неё. Утром нас разбудили взрывы мин. Это фашисты обстреливали лес, пытаясь выгнать партизан. Мы убежали в болото. Воды там мне было по шею. Оно сплошь заросло лозой. Услышав голоса, мы погрузились в воду. Когда вынырнули, увидели партизан, которые шли мимо болота. Они сказали нам уходить, что немцы совсем близко. Мы побежали через лес и выскочили на широкое поле. За полем рос густой молодой сосонник, где можно было спрятаться. Я, мама, два моих брата и жена дяди Тихона побежали через поле. Не перешли мы и половины, как из леса показались немцы. Мой старший брат Гриша схватил меня за руку и потащил к сосоннику. Мы с ним успели добежать и спрятались в яме, там, где деревья росли погуще. А маму и остальных беглецов догнали. Фашисты приказали им идти в Узнож. Мама отказалась. И тут со стороны леса застрекотал пулемёт. По фашистам били партизаны. Немцам стало не до пленников, они рванули обратно в лес. Мы тоже не решились выйти из укрытия. Когда всё стихло, никого из наших на поле уже не было. Мы с братом отправились обратно в шалаши к тёте Полине. Но прошли мы недалеко. Впереди послышалась речь. Мы опять залезли в густой сосонник. Прислушались. Говорили по-русски. Голос был женский. Мы вышли из укрытия. В лесу стояла телега, возле неё женщина доила корову. Она напоила нас молоком и уложила спать на телеге. Но поспать в ту ночь нам не удалось. У кромки леса окопались немцы и били из пулемёта по лесу. После каждой пулемётной очереди мы прятались под телегу. Утром на наш лагерь вышел мужчина. Он где-то накопал картошки, которую мы ели сырой. Костёр разводить боялись. На следующий день он сходил в разведку и сказал, что немцы ушли. А потом отвёл нас к тёте Полине в шалаши, где назавтра нас нашла мама.

Не менее тяжелыми были и первые послевоенные годы. Люди голодали. Чтобы выжить, мы ели лепёшки из листьев липы, цветов клевера и гречихи. До сих пор помню, что после такой еды мы не могли выйти на улицу. Малейшее дуновение ветра вызывало ощущение, что под ногти загоняли тысячи игл – так проявляла себя гречишная болезнь. От голода часто теряли сознание. Но у нас был лес. Люди с нетерпением ожидали появления ягод и грибов.