Вот уже прошло 43 года, как мы с родителями уехали из деревни Романовки в Речицу. Перебрались, потому что в деревне закрывались школа-трёхлетка, магазин, оставалось совсем мало жителей.
Я тогда перешла в пятый класс, средняя сестра Галя – во второй, меньшей Наташе было пять с половиной лет. А в Романовке остались дедушка Максим Григорьевич Кондратенко, ветеран войны, и бабушка Надежда Николаевна.
Уехали, но сердце по-прежнему рвалось назад, в деревню, где проходило детство, где все как родные. Я просто приросла корнями к тому месту. Кажется, всего только 11 лет там прожила, а так прикипеть! И, как только начинались каникулы, сразу ехала на свою малую Родину.
По Хойникской трассе, между Андреевкой и Малодушей, есть поворот налево и идёт дорога на Романовку. Там даже нет остановки, просто просишь водителя остановить на повороте, а потом нужно пройти ещё 4–5 километров до деревни. Идёшь по знакомой тропинке, а, когда при входе в деревню уже хорошо видно много-много верб, это начинается огород наших дедушки и бабушки.
Однажды, когда в Романовке уже было мало жителей, за деревней нашли нефть. Поставили нефтяную вышку, и автобус стал привозить людей на вахту, а других забирать. Вот тогда сельчанам можно было прямо из деревни доехать до Речицы. Но это длилось недолго – года два или три.
У нашей деревни красивое название – Романовка. В моё время там жили один дед Роман с бабой Романихой. Но всё по порядку. Романовка была основана во второй половине 19-го столетия как селение Малодушской области Речицкого уезда Минской губернии. В 1930 году в деревне было 36 дворов и 160 жителей. В 1931 году организовали колхоз «Аврора», была там и своя кузница. Во время Великой Отечественной войны несколько раз шли бои за Романовку, и в 1943-м около деревни погиб командир батареи, старший лейтенант Ф. А. Трифонов, вызвав огонь на себя. На фронте из деревни погибло 12 человек. Во время войны в одном конце деревни были немцы, в другом – наши, а люди прятались в лесу, что был прямо за огородами. Но пришла победа, и люди покинули землянки, вышли из леса и стали налаживать жизнь. На всю деревню уцелела одна корова.
Нужно было строить избы. Дедушка был на фронте, и его первая жена, бабушка Дуня, таскала на себе брёвна и построила дом одна, без мужа, надорвалась и заболела. Через полгода вернулся дедушка из госпиталя, где ему хотели ампутировать ногу, но он отказался. Бабушка Дуня была очень слаба и уже не могла ходить. Лишь просто опускалась на пол и учила мою маму Липу шить по выкройкам. Тяжело пришлось маме – в таком юном возрасте пережить смерть своей матери. А моя мама была старшей среди детей в семье, за ней по возрасту шли четыре брата: Владимир, Максим, Иван, Борис. Двое последних были совсем маленькими, им особенно нужна была мать. И дедушка привёл из Володарска женщину, по имени Надя, она и стала всем детям мамой – не думайте, что мачехой, именно мамой.
От матери моей маме досталась швейная машинка, и она из старых платьев шила рубашки и штаны для младших братьев. Разживались, завели овец, корову, гусей, подрастали дети, старшие пошли учиться. Мама уехала в Одессу, пожила там, работала в столовой, на отходах сумела выкармливать свиней, продавала их, накупила себе одежды, шила на машинке, брала заказы, познакомилась там с отцом и вернулась в Романовку.
Молодые построили себе дом на улочке, недалеко от бабушки с дедушкой. Там я и родилась, а ещё две мои сестры. Там я и прожила 11 лет до того, как переехали в Речицу. Сейчас мне 54 года, я сама бабушка, и много чего изменилось за это время.
В моё время в деревне было дворов 70–80. Тогда бабушкин дом был самый красивый в Романовке. Мой дядя Ваня его ошалевал, поставил новые ворота, калитку, забор и покрасил от фронтона до забора, но не в один тон, а узорами из разных кругов и квадратов. Палисадник был тоже с узорами. Сделал широкую лавочку и поставил под кленом, который в жару давал тень. Я дяде Ване чем могла помогала: со двора олифой пропитывала калитку и ворота.
Среди сельчан у нас было много родственников по дедушке: его родные сестра, брат, племянница и много двоюродных, плюс наши крёстные. Наша мамочка Олимпиада Максимовна была такая трудяга, работала не покладая рук. Держала большое хозяйство: корову, тёлку, бычка, свинью, поросят, уток, кур, – огород был 40 соток. Отец Владимир Казимирович пас колхозных коров.
С детства к работе были приучены и дети, а я, как старшая, ещё и смотрела за меньшими. Но порой, особенно вечером, так хотелось выбраться с улочки на село одной, без малышей. Однако чаще всего втроем мы шли к бабушке с дедушкой. Они нас очень жалели. Бабушка пойдет в магазин, купит на рубль три шоколадных батончика по 33 копейки или три пачки кукурузных палочек по 28 копеек. Посидит с нами в тенёчке, заплетёт волосы, иной раз нальёт мёда в тарелки, отрежет булки. Макаем в мёд – и с молоком.
У дедушки и бабушки был большой сад: яблони, сливы, вишни, груши, смородина. А ещё были пчелы в ульях, ими занимался дед Максим. Он был коммунистом и ещё ходил на работу, пусть и на пенсии, ведь не хватало рабочих рук. Однако порой ноги давали о себе знать, и в такие дни он проводил время с пчелами. Мы часто наблюдали: то он пчёл подкармливает, то рамки для сот делает, то дымарь в руки возьмёт, сетку на голову наденет и берётся рой обирать: ведь, если пчелы роятся где-нибудь на дереве, надо их снять и посадить в улей. Иной раз приходим, а нам не велят находиться рядом, говорят, что пчёлы сильно летают, вдруг укусят. Но меня столько раз кусали, что даже иммунитет выработался – тело уже не опухало. Порой вносили в дом медогонку круглую, как большая бочка, вставляли рамки с заполненными мёдом сотами, вращали ручку, и мёд стекал тонкой струйкой. Такой золотистый и пахучий! Мёда ели вволю, может, от этого и болели не так часто, как сейчас болеют дети. А если простудимся, то прогреемся на печи, и болезнь проходила, только начавшись, ведь больницы и медпункта в деревне не было. Не было и детского сада. И очень жаль, что не было церкви. Но о Боге я знала практически с первого класса. Тогда перед Пасхой мама нам рассказала, как Иисус Христос ходил по земле, сколько добрых дел делал, как его предали, распяли, и потом он воскрес.
Помню свою школу-трёхлетку, где в одном помещении проходили занятия одновременно первого, второго и третьего класса. В первом классе было пять учеников, во втором – два и в третьем – пять. За урок учительница опрашивала почти всех. Валентина Павловна Коваль из Прокиселя – моя первая учительница. Тогда мы начинали писать ещё чернильными ручками с пером, макали в чернильницу, для которой на парте даже была специальная ямочка. Особенно нравилось ходить в школу по пятницам, когда из учительской приносили много книг и записывали, что мы берём читать с собой. Хотелось, придя домой, спрятаться, чтобы никто не мешал читать. Столько было радости от этого! Помню свои первые две книжечки. Мне их привезла мама ещё перед школой. Она ездила к родственникам в деревню Новый Барсук, а там был книжный магазин. Я ещё не умела читать, и прочла их мне мама. Одна книжечка была про двух лягушек, которые попали в кувшин с молоком, а вторая – со стихами. Они были черно-белые, не такие красочные, как сейчас у наших внуков. А ещё, когда ходила в школу, мне выписали журнал «Мурзилка».
На школьном участке сажали картошку, по осени выкапывали и сдавали. А на вырученные деньги покупали чай, сахар, пряники, печенье. Зимой на перерыве мы пили чай со сладостями, потом дежурные мыли стаканы. Ещё я очень любила лыжи, их нам давали в школе на выходной. Это было здорово! Одна иду на лыжах по полям, далеко-далеко по снегу, до самого леса. А ещё обожали кататься на санках с горки. Обледенеют рукавицы и штаны на коленях, но мы не замечали, приходили домой раскрасневшиеся от мороза, довольные. Тогда ещё в валенках ходили, и ногам всегда было тепло, а если снег мокрый, то одевали наверх резиновые галоши.
Зимой рано темнеет, вечерами дети забирались на печку, и мама с нами. Она рассказывала разные истории из своего детства, о послевоенном времени, а мы внимательно слушали. Помню, как дожидались, пока отец придёт вечером с фермы. Зимой в бригаде было мало работы, тогда мама шила нам и всем, кто приносил заказы. Вязала для детей варежки, носки на спицах, а крючком из белых ниток – ажурные подузорники на кровать. Вносили в дом утиные и куриные перья, измельчали их, и что-то – в подушки, что-то – в перины. Приходилось и бить масло в деревянной маслобойке. А когда наступали святые вечера, то никто ничего не делал после работы.
Частенько мы со своей улочки выходили на село, где дома стояли гуще и было многолюднее, чем у нас. В гости приходило по две-три семьи, все размещались на деревянных табуретках, скамейках, дети – на печи. Когда появились первые телевизоры, мне было семь лет. Люди стали ходить по вечерам к тем, у кого они были. Я и сейчас помню наш первый маленький телевизор «Рекорд-6» жёлтого цвета. Нам нравилась «Калыханка» с её героями – девочкой Мотей и мальчиком Ерошкой. А как мультфильмы любили, сказки! Тогда они были интереснее, добрее, поучительнее, чем сейчас.
В деревенских домах были сени или сенцы, где за дверкой ещё находилась стобочка – такой своеобразный холодильник. Только когда я ходила в третий класс, в деревне начали покупать первые холодильники. А в стобочке стояли закатки, квашеная капуста в бочках, сало в деревянных ящиках, масло коровье, кувшины с молоком, колбаса домашняя в кастрюле, залитая жиром, – это лакомство ели на Старый Новый год.
Зимы в моём детстве были снежные, однажды нас в улочке замело, утром не смогли открыть двери сеней на улицу. Телефонов тогда тоже не было, всего два на деревню: один – на ферме, второй – у бригадира. Вот дедушка с бабушкой поняли, что никто не идёт к ним, и сами отправились к нам. Увидели, вернулись, взяли лопаты и расчистили выход. Снегу зимой было метра полтора в высоту, ходили по заметённым заборам.
Все ждали весны, тепла. Весной всегда Пасха, к ней готовились. Мама белила потолки, клеила обои, а я обрезала обои с боков, мыла полы, протирала влажной тряпочкой фотографии в рамках со стеклом, иконы, вышитые картины. Мама ходила на пруд – торфянку – стирать к Пасхе набожники и вышитые покрывала, занавески, фиранки. Вода там была ещё холодная, но говорили, что в ней очень чисто отстирывается.
Забивали свиней, коптили мясо. Дедушка устроил на своем огороде коптильню из старой бочки, она вкапывалась в землю, а сверху висело мясо: окорока, лопатки на крючках, потом всё это подвешивали высоко на жёрдочке под крышей дома.
На Пасху мама пекла много булок, красили яйца и готовили много всякой деревенской вкуснятины, обязательно хрен делали к мясу. В праздничный день красиво одевались, кушали и шли на село, а там все садились на лавочки возле своих домов. Со всеми приходящими христосовались – три раза целовали в обе щеки. Дети брали с собой красные яйца, чтобы поиграть в битки.
Весной в хате уже почти не находились. Взрослые копцы с картошкой открывали, перебирали её, думали, как и когда взять коня и посадить огород. Огород 40 соток, собирается человек пять-шесть и садят вслед за конём картошку. Перед этим надо было ещё из хлева навоз вывезти на огород, растрясти его равномерно, посадить грядки. Мама тогда становилась совсем занятой, ведь потом все надо пополоть, а ещё и на работу ходить, так что чем могла, тем и помогала ей.
→ Воспоминания о деревнях Речицкого района. Родная Романовка. Продолжение